«Все, что мы делаем, – это и есть поэзия», - якобы цитируя себя, громогласно произнес Зубарев, разливая водку мне и себе. Но вместо того, чтобы чокнуться и выпить, полный стакан запустил в окно. Из разбитого стекла повеяло оттепелью. Сергей достал новый стакан, долил оставшееся и что было мочи заорал на все комнаты: «Весна идет! Весне дорогу!». Кажется, комната рухнула. СУМАСШЕДШИЙ? Несомненно. Тому подтверждение – многочисленные диагнозы и объемистые истории его «заболеваний». Но вместе с тем, помимо диагнозов, ОН – «окрестности желтых птиц», «священное чудовище» и «бесконечный НОВЫЙ ГОД» (ежегодно все – 365 дней).
    Драматизм «казусу Зубарева» придавало и то, что за считанные годы он сменил «небесно-питерский облик» на «маску мертвеца». Ее-то мы и репетировали в его совершенно разрушенной квартире (помимо вышесказанного – шел ремонт) почти еженощно, при том попеременно делили с ним все театральные функции: от рабочих сцены и осветителей до актеров и собственно авторов данного действа – поочередно вынося то меня вперед ногами, то его (порой с большим трудом, используя подручную технику – все-таки 98 кг), то вовсе первых попавшихся насекомых или заблудших из животного мира. После чего до утра как два закадычных собутыльника обсуждали взлеты и падения случившегося. Мы старались наполнить друг друга словами, как воздушные шары. Слова вкрикивались прямо в тело, минуя уши и мозги. Как говорил Тристан Тцара: «Мысль образуется во рту», а мы ее «впихиваем» как стихийное бедствие прямо во внутрь, разбавляя очередной винно-водочной дозой (в данном случае алкоголь как средство передислокации энергии, силы, языка).
    Где-то к утру Сергей уже шепотом: «Мы должны быть подобны мученикам, сгорающим заживо, но подающим знаки со своих костров». И наступило время знаков. Мы исписывали стены, вещи и природу непонятными нотными фигурами и в полном исступлении пытались их озвучить. Мы собирали по всем многочисленным комнатам (почти шесть!) нужные на данный момент предметы и даже фиксировали мелом удачные тени. Сказать достоверно, что все тени принадлежат нам – значит, ничего не сказать. Поэтому коллекция теней всего дома являлась очередным броском в неслыханную обыденность Домового.
    О новом театре мы говорили как о конце света, прослеживая путь от немоты к крику, без видимых опасений. Кто знал, что играли «как в последний раз»? Но путешествие дыхания в недрах тела отсылало нас в странствие души «не договоренной».
    Я был последним, кто видел его в тот злополучный февральский день. По разным причинам тогда я не мог оставаться в режиме его театра, и Сергей это понимал. Он накупил много всяческой закуски и ящик водки (причем ящик – без всяких метафор). Принимая мой неотъезд в сторону новой причуды, он сказал: «Кажется, не хватает вина. Знаешь, вино – это питьевое золото. Так, что сгоняй за бутылочкой, а я подожду тебя у дороги…».
    Больше мы с ним не виделись, даже во сне.

Текст фиксировался с 23:50 до 24:00 18.11.2002 г.