Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика.
Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея.
Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.
1
Он умер во сне, никому не мешая.
Он просто устал по утрам просыпаться,
Угрюмым соседям с утра улыбаться,
А после трястись на работу в трамвае,
Бояться, что где-то подхватишь ангину
И будешь в больнице казенной валяться,
Сухими губами просить анальгина
И злой медсестре, как дурак, улыбаться…
Нет, лучше уж дома. Там как-то спокойней.
Как тень, проскользив в коммунальной прихожей,
Покорный, забитый, как лошадь на бойне.
О, сколько я видел их? Господи Боже!..
А все начиналось совсем по-другому.
И жизнь, как счастливый билет лотерейный,
Сулила любовь и удачу до гроба
Под «Беса ме мучо» и Хемингуэя.
Он был полон планов и детских секретов,
Ведь мать, как всегда, до утра на работе.
Отца он не помнил, тот – вечно «в походе».
Не всем выпадали такие билеты…
2
Здесь, когда обрывается день,
Фонари, дорогой, не спасают.
Здесь в теплушках дрожат до утра
Перепуганные мусора.
Ты сюда не ходи, дорогой.
Здесь таких на корню вырезают.
Здесь гуляют серьезные люди –
Не чета, бля, твоим фраерам.
Здесь, где криком кричат поезда,
Я зачем-то родился и вырос.
Под горбатым кривым фонарем
Рос я, как под счастливой звездой.
Но счастливая эта звезда
Раньше времени, знать, закатилась.
Что осталось? Наколка да срок
На два года по «двести шестой».
Я стреляю окурки
По грязным пивным.
Меня каждая урка
Считает своим.
Меня каждая шлюха
Пригреть норовит
И налить бормотухи
Дешевой крови.
Я ведь сам этот бред
Сочинил про себя,
На обрывках газет
Авторучкой скрипя.
Где уж пить невозможно,
Но все-таки пью,
Эти строки, наверно, -
Последний приют...
ПОСЛЕДНЯЯ МИСТЕРИЯ
Смешная жизнь грядет на склоне лет
В предчувствии погромов и простуды.
Купи себе какой-нибудь билет
И уезжай куда-нибудь отсюда.
Еще есть шанс, прикинувшись ослом,
Спокойно, без эмоций и истерик
Покинуть эту Родину, где злой
Юнец ножом расписывает двери,
Где подрастает новая орда
И в подворотнях бродит ее призрак.
И этот, извини меня, бардак
Ты называешь «бедная Отчизна»?
Покуда не накрыло, милый друг,
Есть шанс: ворча на Пенелопу,
Отправиться куда-нибудь на юг,
В какую-нибудь южную Европу.
Тебе осталось, глядя на причал,
Отчалить из Отечества в пророки.
А мне осталось Родине кричать
В глухие уши эти злые строки…
Пока меня не раскусили
И не заслали за Можай,
Я на великую Россию
Гляжу с второго этажа.
Я вижу всех пытливым оком:
Царя Гороха – дурака
И даже старенького Бога,
Грустящего на облаках.
Я вижу Рябу-Кукарачу
И Достоевского в слезах,
Двух алкоголиков на даче
В дремучих муромских лесах,
Поляков, что завел Сусанин,
Петра с усами на коне,
Василиваныча с усами
И даже муху на говне!
Да, велика Россия-матерь!
И вновь, тобою обуян,
Здесь, на классической кровати
Грустит поэт, хотя бы – я.
Усыпан пеплом и паршою,
В халате с бабского плеча,
Болея телом и душою
Лишь о тебе, моя печаль.
В твоей семье не без урода;
Ну что ж, урода получай!
Я – сын Папаши всех народов,
Я – внучек деда Лукича!
Мой братец – серый волк тамбовский,
А дядька – дядька Черномор,
Сестра – Аленушка, медсестры;
И все кривы, как на подбор!..
О Боже мой, какая скука!
О Боже, как нехорошо;
Здесь всяк на всяка смотрит букой,
Базуку пряча за душой.
Здесь не ножом из подворотни –
На Красной площади убьют;
Уже не завтра, а сегодня.
Осталось несколько минут.
Уже петух на Спасской башне
Двенадцать «ку» прокуковал.
Уже палач седой и страшный
Орал в топор перековал.
Меня убьют, как иноверца,
Под крики публики «Убей!»
И вылетит из горла сердце –
Помойный красный воробей!
Эй ты, подобие цыпленка,
Лети отсюда далеко,
Туда, где хмурые подонки
С руки не кормят мышьяком.
Туда, где скрученной железкой
Тебя навылет не пробьют.
Лети, как крик последний детский!
Лети, лети, не то убьют!..
Пока меня не раскусили,
К чему испытывать судьбу?
И я по-англицки красиво
На тонких цыпочках уйду.
Я ухожу, поднявши ворот,
Туда, где гаснут фонари,
Пока еще великий Город
Лежит в развалинах перин.
Пока палач, воюя с храпом,
Припал к подушке-блиндажу,
Я тихо-тихо тихой сапой
По огородам ухожу.
Так вот она – свобода злая;
По огородам и межам
Бежать, как сука, как борзая,
Куда глаза глядят, бежать,
Ловя губами горький воздух
Гнилых картофельных полей.
Во весь опор, пока не поздно,
Бежать по Родине моей!..
Спасибо, Господи Исусе,
Что все закончилось добром.
За то, что в этом захолустье
Позволил мне скрипеть пером.
Спасибо, большего не надо;
Я дальше сам уж как-нибудь.
Перо, бумага и лампада
Мне дальше освещают путь.
И на картофельном востоке
Под колокольный перезвон
Взлетят мои больные строки
Гурьбой картофельных ворон!
И все к чертям перевернется
Под крик архангельской трубы:
Петух на башне поперхнется,
Дурак в гробу перевернется,
Палач со страху промахнется,
Себе полпальца отрубив!
Из тюрем грянут общим хором
И арестанты и конвой,
Когда вернусь я в этот Город,
Вернусь как царь и как герой!
Вернутся сахарные горы,
Вернутся реки с киселем!
И будет вечен этот Город
И вечно царствие мое!..
Я вернулся в этот Город;
Здесь дома, как будто, те же.
Только чуть пониже небо
И мрачнее фонари.
Я стою, поднявши ворот.
И промокший, словно леший,
Я жую горбушку хлеба,
Что мне нищий подарил.
ДВА АЛКОГОЛИКА НА ДАЧЕ
Посвящается великой русской традиции
прятать спиртное, когда приходят гости
Когда-нибудь, от жизни спятив,
Поняв, что дальше скучно жить,
Он примостится на кровати –
Скучать и в потолок курить.
Тогда останется одно:
Сняв захудалый домик где-то,
Дни напролет давить вино
Из перегнившего ранета;
И с забулдыгою-соседом
Глушить тот уксус вечерами,
Ведя невнятные беседы
И незаметно умирая…
Два алкоголика на даче
Сидели третюю неделю
И, не закусывая, пили,
О судьбах Родины судача.
Один из них – покорный ваш,
Второй – покойный ныне Гоголь
С вороной черной, словно уголь,
Стоящей при дверях, как страж.
Ведь, пожелав жене «адью»,
Уже спешит очкарик Чехов,
Не знаю, как и где прочухав,
Что без него на даче пьют.
Но зря спешит наш санитар,
Мороз и вьюгу кроя матом:
Его в окне едва заметив,
Ворона скажет: «Братцы, кар!»
И мы, под стол бутылки спрятав,
Достанем толстый самовар,
Переведя свой разговор
На тему редьки и шпината.
И вот, войдет великий классик.
Мы скажем: «Ба, какие гости!
Хотите, выпьем чаю вместе,
Или подать велите квасик?»
И он сквозь мутное пенсне
Увидит, как он прокололся,
Что он сюда напрасно рвался
Через пургу и мокрый снег;
И скажет: «Да пошли вы в жопу
С прокисшим квасом и заваркой!»
И в ночь отбудет к санитарке,
Как Бонапарт в свою Европу…
А алкоголики опять
Достанут мутные бутылки
И под чесание в затылке
Начнут о Родине пенять.
И, убиваясь по Отчизне,
В далеком доме у реки
Они сидят, как дураки,
Вот так всю жизнь…
И после жизни.
КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
