ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня вторник, 23 апреля, 2024 год

(главы из романа)

ЗЮЗИН И ВАН ГОГ

У художника Зюзина болело ухо. Рядом, на подоконнике, лежал острый нож. Но ни в творчестве, ни в судьбе Виталий Зюзин не хотел никого повторять. Так что вариант Ван Гога отпадал. Оставалось одно — позвонить жене. Валентина всегда поддерживала Зюзина в трудные минуты. Правда, именно сейчас живописец был с супругой в разводе.

Развелись на бытовой почве — из-за картошки. Валентина, несмотря на большой стаж совместной со свободным художником жизни, заявилась в мастерскую без предупреждения и в самое нелепое время — в семь утра. Решила, видите ли, по дороге на дачу завезти Зюзику продукты питания. Зюзин дверь открыл, но не сразу. И ошибку свою понял тоже не сразу, а только когда жена понесла эту картошку в чулан.

Надо было, уже потом наставлял Зюзина друг Левик, не «нюшку» в чулан прятать, а самому одеться и встать перед мольбертом. В берете. Ле- вик — он гений, не только в живописи, но и в жизни. И друг настоящий.

Ту злополучную картошку Зюзин собирал полдня. Рассыпалась по всему чулану, и еще два месяца лезла из щелей бледно-зелеными ростка- ми, раздражая воспаленные творческие нервы. Один росток даже зацвел. Как раз Левик из Питера приехал, и опять вместе со своей Лизаветой.

Ни Левику, ни Лизавете приткнуться было негде, поэтому приткну- лись в мастерской у Зюзина. Но Зюзин с Левиком ничего, приспособились, — с утра пораньше замирали у мольбертов и красили до тех пор, пока Лиза- вета не исчезала. Потом пили и хвалили творчество друг друга. И в то утро точно так же, Левик стоял у мольберта, Лизавета его пилила, и за этот час семейной идиллии Левик накрасил пейзаж, про который Зюзин сказал: «Гениально!» В галерее «Блюз» мнение высказали другое и оценили ше- девр, согласно размеру тридцать на сорок, в тысячу двести рублей. Левик и такому низкому мнению обрадовался. Но Клеопатра, вместо того, чтобы отдать художнику эти жалкие крохи, повела себя как распоследний тор- гаш: она сообщила, что предоплата возможна, только если Левик сбросит еще двести рублей! Зюзин подергал правое ухо,-то самое, которое теперь болело. Заметив сигнал, Левик на сделку с совестью не пошел.

«Эх, зря, — сказал он, когда уже шагали по улице, — зашли бы сейчас в пивбар, я бы тебя „Пилзнером“ и креветками угостил». «Ты уедешь в свой Питер, — возразил Зюзин, — а нам здесь жить. Не сбивай цены. Клеопатра и так три шкуры с нас дерет, себе на тридцать пятую норковую шубу».

…В шесть утра, не выдержав, Зюзин позвонил жене. Валентина еще спала и дать в долг отказалась. Посоветовала сделать компресс. Сосед Бы- ков, анималист, на компресс бы накапал, но он второй месяц как уехал к родственникам в Чехию. Быков жил припеваючи: трехкомнатную кварти- ру, оставшуюся от этих новоявленных чехов, сдавал другим иностранцам, а сам с удобствами обустроился в мастерской, даже душ соорудил. Зюзин пару раз помылся, не понравилось.

В девять позвонила Нюшка. Сказала, что была вчера в галерее, каких-то картин нет. То ли двух, то ли трех. Значит, проданы. Повязав поверх сви- тера клетчатый шарф, надев кепи с лакированным козырьком и хромовые высокие сапоги, Зюзин отправился в «Блюз». Но хозяйка, Инна Воротни- кова, которую за яркую внешность и деспотический характер художники прозвали Клеопатрой, повела себя странно. То есть она стала утверждать, что ничего еще не продано, однако проверить, где что висит, отказалась. У нее, видите ли, голова болит.

Это надо же такое придумать! Зюзин, несмотря на стрельбу в ухе, при- ехал, а Клеопатра из-за какой-то мигрени в висках не может пройти по залу пять шагов! Зюзин прошел сам. Сначала по залу. Насчитал девять своих и три картины Левика. Но той, самой маленькой, но самой, если кто понима- ет в искусстве, гениальной работы в зале не было! Зюзин молча и решитель- но прошагал в кабинет Клеопатры. Гениального полотна не было и там!

Клеопатра, естественно, стала выкручиваться: «Да откуда я знаю, где она валяется!» Зюзин, сделав вид, что не замечает оголтелого вранья, предложил поискать в подсобных помещениях. Искали долго. Разумеется, не нашли. Зю- зин потребовал объяснений. И в этот кульминационный момент в «Блюзе» появился Воротников, муж Клеопатры и крутой бизнесмен средней руки.

Александр Сергеевич Воротников торговал унитазами и обувью, бен- зином и лекарствами, а галерея была его подарком жене к юбилею свадьбы. Однако, не понимая, какие золотые россыпи таятся в произведениях жи- вописного искусства, Воротников закупил кухонное оборудование, нанял повариху и устроил рядом с галереей пищеблок! Сотворив такое кощун- ство, Сергеич еще и хвастался, что прогулки среди картин способствуют выгодному подписанию контрактов.

Но в этот трагический для настоящего искусства день Воротников приехал один, без партнеров по сомнительному бизнесу. Заметив хозяина, повариха Катя, которая принимала активное участие в поисках шедевра, за- нервничала, потому что не знала, кому теперь служить: осматривать вместе с хозяйкой углы и закоулки или бежать на кухню, подавать хозяину обед.

— Картины даже в Лувре и Эрмитаже пропадают, Виталий Иванович, — поглядывая на Воротникова, робко сказала повариха. — При чем здесь Эрмитаж? — гневно воскликнул Зюзин. — Я вам свои картины доверил!

— Ну нигде нет, — вспылила Клеопатра, уставшая потакать творче- ским капризам. — Что я теперь ее, высру?!

И тут Воротников, которому надоело ждать, когда жена обратит на него внимание, вмешался не в свое дело.

— Вы что-то потеряли? — спросил он. — Картину, — сказала Клеопатра и поправила на шее большой золо- той крест с рубинами.

— Гениальную картину! — поправил Клеопатру художник Зюзин.

— А в Эрмитаж не звонили? — вежливо поинтересовался Воротников.

— Может, этот ваш Левик сразу туда свой шедевр отвез

Зюзин некоторое время молчал. Потом стал снимать со стены свою самую большую работу, — «Девушку № 29». Девушка, застряв на правом гвозде, не снималась.

— Помоги, — сердито сказал Зюзин Кате.

— Подожди, — взволновалась Клеопатра, которая, Зюзин так и пред- полагал, уже сторговала эту работу баксов за пятьсот, а Зюзину отдаст сто. Как же такую прибыль упустить!

— Подожди, — взмолилась Клеопатра, уцепившись за «№ 29», — еще где-нибудь поищем, может, найдем.

— У тебя дома, например, — язвительно сказал живописец, который давно все понял.

— Ты на что намекаешь? — спросил бизнесмен, который приехал в га- лерею обедать, а не выяснять отношения с мелким поставщиком.

— Ни на что, — ответил живописец Зюзин, у которого опять заболело ухо.

— Нет, ты намекаешь, — возразил Воротников, — что моя жена украла у тебя картину. Да я миллионы зарабатываю, я весь Эрмитаж могу купить!

— Ага, — язвительно сказал Зюзин, — за сто баксов Рембрандта, за сто пятьдесят Леонардо да Винчи.

— Все, хватит с меня этих твоих… недовинченных, — сказал бизнес- мен супруге, завтра же открою здесь ресторан. Или казино. Шуму меньше, а прибыли больше.

— Вот-вот, — продолжая снимать картины, и свои, и друга Левика, пробурчал Зюзин. — Вам, олигархам, лишь бы «бабки» срубить.

— Катя, — повернулся Воротников к поварихе.

— Да, Александр Сергеевич! — оправляя белоснежный фартук, подскочила к хозяину Катя. — Салат какой подавать, «оливье» или с кальмарами?

— Кальмары, — Воротников направился в сторону пищеблока, но на полпути остановился.

— Такси вызови,- посоветовал он мелкому поставщику, — чтобы по- скорее эти свои… номера забрать.

— Да уж, Александр Сергеевич, — поспешая за хозяином, вздохнула по- вариха, — самое лучшее в художниках — их произведения. Вот у меня, напри- мер, характер твердый, а отбивные всегда нежные, сочные получаются…

Сняв наконец «Девушку № 29», Зюзин вызвал такси. Пейзажи уме- стились в багажнике, «девушек» пришлось уложить на заднем сиденье. Ничего, водитель помог, за полчаса управились.

Это было в пятницу. А в среду позвонили из «Красного фонаря», предложили поучаствовать в акции «Маргиналы всех стран, объединяй- тесь!» Директор выставочного зала, смешная, но добрая старушка Амалия Викентьевна, продолжала эпатировать общественное мнение.

Зюзин подумал, позвонил Левику в Питер и согласился. Левик дол- жен был приехать на следующей неделе, поездом «Санкт-Петербург — Ана- па», и просил сразу организовать встречу с прессой. А какая тут пресса? — Свободина, Доценко и Нечитайло. Еще Настя Грот в роли искусствоведа. Но Левик Настю недолюбливает, после каких-то питерских инцидентов. То ли Настя кому-то про Лизавету сказала, то ли кто-то сказал Насте, а она передала Левику, с прицелом на личные интересы.

НО ПАСАРАН!

Молодого человека из приличной семьи в милицию может приве- сти или неуемная фантазия, или суровая проза жизни. Андрея Потапова участковым сделала проза; но, несмотря на свои двадцать пять лет, он вос- принимал жизнь не трагедийно, а со спокойствием мудреца.

— Вот тебе форма, сапоги и фуражка, — сказали Потапову в милиции, — а оружие стажерам не положено. Защищай покой граждан грудью.

Потапов надел форму, сапоги, а также фуражку, принял в правую руку список граждан, в том или ином смысле подозрительных, и отпра- вился на профилактическую с этими гражданами работу.

Первым в списке подозрительных адресов был дом номер двадцать три по улице Патриса Лумумбы. Дверь открыла с виду интеллигентная се- мья, но на них пришел ответственный запрос из ближнего зарубежья.

— Вы посещали летом город Львов? — обратился милиционер Пота- пов к главе семьи. — Если посещали, то с какой целью и где проживали

— Посещал с целью командировки, а проживал в гостинице «Придо- рожная», — ответил с виду интеллигентный подозреваемый.

— Из гостиницы никуда не отлучались

— Отлучался на экскурсию в воскресенье.

— Кто может это подтвердить

— Я! — сказала жена подозреваемого. — Он прислал из Мукачева теле- грамму, вот, сохранилась, но, извините, интимного содержания.

— Я должен ознакомиться, — нахмурился Потапов и прочитал вслух: «Киска, люблю, скучаю, вышли денег».

— Это он меня так называет — «киска», — стыдливо зарумянилась жена подозреваемого, тоже с виду интеллигентная.

— Да, — задумчиво согласился Потопов, — киска — это алиби. И дата проставлена, и говорите вы с некоторым акцентом, а мы разыскиваем гражданина с такими особыми приметами: среднего роста, русский, гово- рит по-русски без акцента.

— Но он не среднего роста, — обрадовалась жена подозреваемого. — Он ниже среднего! Сто пятьдесят четыре сантиметра, как Ленин, можете про- верить. У меня метр семьдесят, а Осик мне по плечо. Осик, встань рядом, пусть гражданин милиционер увидит!

— Да, — согласился и с этими аргументами Потапов. — Вы, гражданин Осип, значительно ниже среднего роста.

— И я не русский! — совсем обрадовался подозреваемый.

— А кто же вы? — удивился милиционер.

— Еврей.

— Как еврей?

— Так, и в паспорте написано.

— Даже в паспорте написано? Можно посмотреть?

Действительно, в паспорте гражданина О. И. Арбитмана было напи- сано: «еврей». Это алиби развеяло все предыдущие подозрения, и мили- ционер Потапов признался:

— В гостинице «Придорожная» в дни вашего там проживания произошла кража. А вы, гражданин Арбитман, ничего подозрительного не припомните?

Осип Израилевич Арбитман думал долго и напряженно, потом сказал:

— Припоминаю. Две горничные утром из-за полотенец ругались. Громко.

В доме номер сорок три по улице Вторая свобода дверь долго не откры- вали, хотя за дверью слышны были шорохи и другие посторонние звуки. На такое поведение поднадзорного контингента Потапов нахмурился и позво- нил с большей строгостью. Шорохи прекратились, дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула лохматая мужская голова с голым до пяток телом.

— Вам кого? — спросила голова. — Иванов здесь живет? — сказал милиционер Потапов.

— Подождите, — сказала голова. Дверь закрылась, потом снова от- крылась и снова высунулась лохматая голова, но уже другая — женская и в халате.

— Вам кого? — спросила эта голова.

— Иванов здесь живет? — повторил Потапов.

— Вам Иванова? — ответила голова. — Проходите.

И милиционер Потапов пошел за квартиросъемщицей Ивановой на кухню. Там на столе были Потаповым обнаружены полуопорожненная бутылка водки, тарелки с остатками продуктов питания и прочие подробности трапезы. Женщина села, выпирая из халата голым телом.

— Так Иванов здесь живет? — повторил Потапов свой вопрос.

— Живет здесь, но в данный момент уехал на выходные в деревню, — сказала женщина.

— А нет ли жалоб насчет хулиганских действий и других антиобще- ственных поступков по причине его прошлой судимости? -неодобритель- но косясь на халат, сказал милиционер Потапов.

— Жалоб нет, — вздохнула женщина и запахнула одежду построже. — А так все хорошо. Поросенка уехал убирать. А я так устала за неделю, так уста- ла, да и по дому дел накопилось — постирать, погладить… Окна вот давно не мыты, за собой поухаживать на предмет красоты или прически некогда…

Потапову из приличной семьи наскучило такое времяпрепровожде- ние, и он чистосердечно сказал:

— Гражданка, ну что вы передо мной оправдываетесь, будто я Иванов! Потом встал и надел фуражку, а форма и сапоги на нем уже были.

Последним в списке подозрительных был сигнал от гражданки Никитиной из дома номер пять по улице 3-е сентября. Однако дверь подъезда была закрыта на кодовый замок. Как в таких условиях проводить оперативно-розыскные мероприятия? Пришлось ждать, пока кто-нибудь появится. Минут через десять из соседнего подъезда вышла на прогулку гражданка с толстым персидским котом. Гражданка и кот шли медленно, неторопливо. Поравнявшись с Потаповым в милицейской форме, граж- данка поинтересовалась:

— Вы в какую квартиру, молодой человек?

— Я ваш новый участковый, — представился Потапов. — Знакомлюсь с территорией.

— Очень приятно, — сказала котовладелица. — Наберите три семь пять. И сразу нажимайте, а то не откроется.

Потапов набрал и вошел.

…И тут раздался звонок в дверь. Зюзин и Настя, застигнутые врасплох в самый неподходящий момент, испуганно замерли. Трезвонили настой- чиво, нагло.

— Не открывай, — сказал Зюзин. — А вдруг опять эта, с котом? — Надо посмотреть, кто, — сказала Настя и на цыпочках подобралась к двери. Посмотрела в глазок, вернулась и сказала удивленным шепотом:

— Милиция.

— Я не сдамся! — тоже шепотом сказал Зюзин. — Сколько их там?

Настя снова подобралась на цыпочках и посмотрела в глазок. — Один, — сказала, — в фуражке.

— Оружие есть?

— Не знаю. Посмотреть? — Не надо. Так, я на балкон.

— Ты что, Зюзин? Четвертый этаж! Что я Валентине скажу?

— Живым я не сдамся!

— А почему ты решил, что это за тобой? — вдруг догадалась спросить Настя. — Ты что-нибудь украл?

— Нет. Они ищут Второва.

— А что натворил Димыч? Тоже что-нибудь украл?

— Почему тоже? — зло прошептал Зюзин. — Я ничего не украл! Но ты знаешь, какие в ментуре порядки? Заметут и навесят глухаря.

Зюзин исчез на балконе. Настя подобралась к двери и замерла, как символ скорби на картине В. С. Мирошникова «Неурожайный год». Эта картина висела в краеведческом музее в качестве наглядного пособия для экскурсий на тему «Люблю тебя, мой край родной».

Милиционер не уходил. Сама Настя готова была сдаться в руки тако- му симпатичному правосудию, но если и вправду на Зюзика навесят глуха- ря? А обратиться к внешнему миру за помощью не было возможности: свой сотовый телефон Настя забыла в той сумке, с которой вчера ходила в театр, а баба Шура в очереди на бесплатную телефонизацию стояла третьей, но уже пятнадцать лет. Оставалось одно — но пасаран!

И тут открылась дверь напротив, и голос зловредной соседки Ники- тиной громко сказал:

— Товарищ милиционер! У нее там мужик, так что часа два теперь не откроют.

— Почему? — спросил милиционер, он вышел к свету, и Настя увиде- ла, что он совсем еще молоденький.

— Как почему? Сексом занимаются, бесстыжие! — Кто… занимается сексом? — удивился милиционер Потапов. — К нам поступил сигнал, что в прошлый вторник в квартиру номер тринад- цать, где проживает одинокая старушка, внесли гроб, а назад этот гроб до сих пор не вынесли.

— Это я вам просигналила! — обрадовалась соседка Никитина.

— Мам, — позвал из комнаты сын Никитиной, Вадик, — сколько раз тебе говорить, не вмешивайся в чужую личную жизнь!

У Насти было горячее желание распахнуть дверь и высказать соседке все, что она думает по поводу этих ее инсинуаций. И как не стыдно такое сочинять! Настя верна своему капитану дальнего плаванья из авиаотряда номер три. Авиа — потому что на том корабле есть и летательные аппараты большой стратеги- ческой важности. Очень секретные. Но объяснять этой недалекой Никитиной, что между мужчиной и женщиной возможны нормальные человеческие отно- шения, в том числе и творческие, — дело совершенно бесполезное. Остается в очередной раз проглотить обиду и холодно кивать соседке при встрече.

Настя вздохнула, проглотила и вернулась в комнату. Зюзина в комна- те не было. Настя выглянула на балкон, — Зюзика не было и там. И внизу, на темном асфальте, не лежало никаких распластанных тел, и Рита с котом спокойно гуляла возле дома. Но не мог же Виталий взлететь на крышу!

— Виталик, — шепотом позвала Настя.

— Я здесь, — послышалось глухо, как из подполья.

— Где — здесь? — не поняла Настя.

— В гробу.

Охнув, Настя приподняла крышку гроба. Скрючившись до невозмож- ности, живописец Зюзин лежал в этом последнем скорбном пристанище. — С ума сошел! Вылезай.

— Не могу, застрял.

Еле-еле вызволив бедного Зюзика из чуждого его живому организму пространства, Настя пошла на кухню за йодом для обработки ран. И тут снова раздался звонок.

— Не открывай! — простонал Зюзин, рыдая.

— Да никто не ловит твоего Второва! Опять где-нибудь залег, колеса глотает!

— Ты знаешь, какой у него бизнес? Нет. И я не знаю!

— Не знаю и знать не хочу, только гроб из моей мастерской уносите!

— Завтра же отнесем к Загорскому в баню.

— Я это слышу вторую неделю. И все время то ты занят, то у Загорско- го срочные дела. Я его с балкона выброшу! — сказала Настя и направилась к балкону.

— Это неразумно! — предостерег Зюзин.

— Неразумно было верить вам! Похороны свободного искусства! До- ждались — соседка милицию вызвала.

— У тебя есть берет? — спросил Зюзин.

— Какой берет? — не поняла Настя.

— Головной убор, — убедительная деталь. Я пишу твой портрет, ты по- зируешь, — чего мы испугались?

— Я ничего не испугалась, — ответила Настя и шагнула на балкон, — высокая, в яркой блузе.

— Виталик, — позвала она, — посмотри, он уходит.

Зюзин подкрался к балконной двери, выглянул: милиционер в фу- ражке, сапогах и форме шел по улице спокойной уверенной походкой.

ИМПЕРАТОР И МЕХАНИК

У одного механика была жена, не сказать, что красивая очень, но своя. Глазки кругленькие, ножки тоненькие, а брови она каждый день новые ри- совала. Захочет — синие нарисует скобочкой, захочет — черные дугой. Вот только характер у этой жены был такой непрочный, что хоть на улицу не выпускай. Пойдет в магазин за сметаной или на рынок за картошкой, результат один: возвращается с сердцебиением. Опять то есть встретила настоящую, единственную и так далее любовь, но ничего конкретного — ни адреса, ни телефона, а только облако в штанах и другие фантазии.

Пытался, конечно, механик пресечь эти сердцебиения, сам за кар- тошкой пошел. Не помогло: эта разнобровая все равно умудрилась влю- биться. И где, вы думаете, откопала? У мусоропровода! Кто-то выбросил, а она подобрала.

Вышла с красным ведерком, аккуратное такое, маленькое, а ручка белая, и мусора-то наскребла три бумажки, но дома сидеть невмочь, вот и побежала. А на ступеньках, за углом, сидит выброшенный кем-то субъект, никчемное то есть создание, и вопиет: «Не найдется ли закурить?» «Найдется», — отвечает жена механика, даже не видя кому, и только на кухне вспомнила, что еще без бровей и непричесанная. От волнения спички найти не может, а этот неопо- знанный субъект, морда наглая, брови лохматые, говорит: «Да ты не суетись, я не спешу, и не найдется ли попить, желательно чего покрепче?»

В общем, когда механик пришел с картошкой, на кухне уже пели «Комсомольцы, беспокойные сердца» и так далее по тексту песни. «Про- шу удалиться, — вежливо сказал механик постороннему лицу, — а с тобой, Рита, будет отдельный разговор». Рита сразу в слезы: «Зачем песню ис- портил!», но комсомолец без претензий — котлетку недоеденную в карман положил, огурец малосольный в рукав спрятал, и был таков. А механику после Ритиных эксцессов утром на работу — каково?

И если бы он просто механиком был, что ж. Пришел на работу, му- жики спросили: «Мишка, никак, опять со своей подрался — морда вся расцарапана?» Да, сказал бы, например, Мишка, опять, мужики, — или, наоборот, ничего бы не сказал, а только промолчал угрюмо. Но механик этот был не простой, а главный и ответственно руководящий, и Мишкой его даже за глаза никто не называл, поэтому подчиненные изо всех сил делали вид, что не замечают расцарапанных частей лица, которое Михаил Степанович всячески от подчиненных отворачивает.

Хотя сотрудницы, особенно незамужние, очень за Михаила Степа- новича переживали. Такой хороший мужчина, говорили они, пьет в меру, зарплата тоже, и так с женой не повезло. И придумали эти энтузиастки подсказать главному механику приобрести еще одну квартиру, дескать, хорошее вложение денег и все такое. При вашей то, Михаил Степанович, зарплате. А дальше, как эта Рита опять устроит скандал, он в новую квар- тиру и уйдет для тишины. Раз уйдет, второй, потом кого-нибудь пригласит для хозяйственных дел. Пятьдесят лет, для мужчины не возраст. Носки стирать еще требуется, и галстук подобрать по моде.

Михаил Степанович к совету про вложение денег прислушался, а но- воселье справлять не зовет. Объяснил: затеял ремонт, поэтому пока извините. На кухне обои, а жена считает, что в санитарном смысле лучше плитка. Энтузиастки так и сели, особенно Галина Павловна. Но люстру в подарок все же присмотрели. Ждут. Механик обои оторвал, плитку приклеил. Ски- нулись на люстру, до магазина не дошли — жена плитку раскритиковала: не- модный, говорит, цвет. Механик опять расцарапанный, а по вечерам плитку отколупывает. Люстру решили не покупать, придумали что получше.

Механик плитку переделал и стал менять двери, потом долго с пар- кетом возился и встроенный шкаф мастерил. Постепенно он так увлекся ремонтом, что дома появлялся поздно вечером и не каждый день, энтузи- астки это сразу заметили по цвету рубашки и другим характерным запа- хам. Пришли в кабинет, секретарша пропустила, потому что была в кур- се. Механик не ожидал и спросил: «Что это?» — «Да вот, — сказала Галина Павловна, — уже два месяца, дальше тянуть нельзя». «А я здесь при чем?» — возмутился механик, но энтузиастки хором закричали: «Поздравляем, поздравляем!» и ушли, чтобы он осознал и привык.

И правда, к вечеру механик даже повеселел. А Галина Павловна намыли- лась стирать носки. Но разнобровая опередила, — заявилась в субботу проверить ремонт, двери раскритиковать или еще куда плюнуть. В результате на ремонт плюнул механик, потому что начались семейные обеды и другая идиллия.

Энтузиастки Галину Павловну успокаивают: не надолго медовый ме- сяц, скоро опять придет расцарапанный, вот увидишь. Точно, недели через три увидели: царапины на правой щеке, возле уха, и на носу. Это какие когти надо иметь, чтобы так вот разукрасить человека! Все, конечно, делают вид, что в упор не замечают безобразия, хотя Михаил Степанович вызывает в свой кабинет, даже и без дела, наконец пригласил Галину Павловну. Она во- шла, а он повернулся правой щекой и весело так говорит: «Полюбуйтесь, что вы натворили!» Галина Павловна остолбенела, а главный механик продол- жает улыбаться: «Император привык первый завтрак получать в пять утра». Галина Павловна молчит и к двери пятится, потому что вдруг сумасшествие буйное? «А какой красавец! — продолжает механик. — Глазки круглые, бро- вей нет, только усы торчат. Жена говорит, на нее похож. А уж чистюля!»

Галина Павловна перестала пятиться, потому что все поняла, и про царапины, и про жену, и про Императора. «Так-таки в пять утра? — спра- шивает участливо. — А вы с вечера оставляйте, Михаил Степанович, в блюдечке». — «Нельзя, — отвечает механик. — Он любит, чтобы тепленькое, и чтобы рядом сидели. Разбаловала его Рита, просто беда. Я будильник на пять часов ставлю, а сегодня проспал. Так Император до полшестого тер- пел, а потом как прыгнет, как царапнет меня — вот, видите, разукрасил!» — «Разукрасил, — согласилась Галина Павловна и вздохнула. — А назвали, значит, Императором?» — «Да я-то поначалу Пушком определил, это уж Рита Императором придумала. Пришла ремонт проверить, а тут он раз- гуливает — сам махонький, как белая варежка, а важный, будто центр все- ленной. В общем, спасибо вам, Галина Павловна, что придумали котенка на новоселье подарить. И как мы с Ритой без него жили?»

ПОЧТИ ИМПОРТНЫЙ УНИТАЗ

У одной женщины была двухкомнатная квартира, принадлежащая не только ей, но и родственникам, с которыми сложились неприязненные отношения. Родственники были дальние, можно сказать, совсем чужие, а отношения сложились такие, что хоть через балкон ходи. И вот, когда эти чужие родственники уехали в отпуск, женщина, ее звали Галей, скромная, работящая, ветеран труда, решила устроить им сюрприз. Приедут, а вместо нее, Гали, выходит на общую кухню этакая профурсетка с претензиями. Осознают тогда и оценят, что потеряли.

И стала Галя звонить по разным объявлениям. Народу повалило — тьма. И все женщины. Деловые, энергичные, но как уточнят, что соседи моложе некуда — все, разочаровываются вплоть до ухода. Только одна ста- рушка сказала: ничего, пусть. Она сына своего мечтала переселить. Он у меня, говорит, Витька мой, не очень, особенно когда выпьет, а если ему что поперек возражать, и совсем отчаянный. Ему, когда выпьет, возражать нельзя, а только лаской, тогда он затихает и спит, где лег, и чтобы до утра не будили.

Но таких условий, чтобы спать, где вздумалось, Галя не могла гаран- тировать. И тут как раз приятный вариант появился, пришел такой весь праздничный, хоть и без цветов. Сел сразу на диван и молчит, скромный. Галя у него с трепетом спрашивает: места общего пользования смотреть будете? Нет, отвечает вариант, не буду, я согласен. А унитаз у нас новый, настаивает Галя, и почти импортный, не желаете ли убедиться?

Меня больше интересует душа, сказал Леонид Васильевич, так его зва- ли, а унитаз — что, предмет материальный, и не желаете ли присесть и по- общаться? Галя, конечно, сразу все поняла и зарделась. Но потом оказалось, что поняла она неправильно. Леонид Васильевич оставил адрес, и она пое- хала смотреть его жилищные условия. Дверь открыла жена. Условия смо- треть не позволила, а объяснила через порог, что этот ирод таким маневром демонстрирует свою популярность, но было бы на что польститься, этаж по- следний, потолок течет, сантехнику надо менять, так что до свиданья.

Леонид Васильевич снова пришел, уже не такой праздничный, и ска- зал, что вы этой тетке не верьте, я человек свободный. Извините, гордо сказала Галя, но последний этаж меня не устраивает, тем более, что у нас унитаз почти импортный, а вы свою сантехнику и показать стыдитесь. А насчет популярности вашей — так у меня и без вас не представляете сколь- ко вариантов. Я сразу догадался, возразил Леонид Васильевич, что вы ма- териалистка, а про душу только так, притворялись, — и больше не звонил.

Но тут вернулись родственники и привезли Гале большую дыню, — вот что значит отдохнули и переосмыслили. Галя дыню съела уже впопы- хах, потому что надо было спасать подругу Римму Ивановну. Жизнь Римму допекла — дальше только отчаянье. Зарплата маленькая, цены растут, квартира трехкомнатная, одних окон не сосчитать, сколько, и все надо вымыть! Галя за один день уже не успевала, и Римма Ивановна так рас- строилась, просто до слез.

Очень она не любит, когда в квартире непорядок. А тут еще Галя сидит- охает: поясница разламывается, в голове шумит, в глазах темно. Лучше, ска- зала Римма Ивановна, жить поскромнее, но в уюте, а не как сейчас.

Галя подругу поддержала и на время поиска вариантов перебралась в ее крупногабаритные хоромы, ведь сейчас развелось столько мошенников, взять хотя бы этого Леонида Васильевича, ну я тебе рассказывала, как же ты не помнишь!

Меня не обманут, возразила Римма Ивановна, я лишнего не запра- шиваю, сколько ЖЭК насчитает, столько и заплатят. Какой ЖЭК, удиви- лась Галя. Но ведь ЖЭК считает, сколько стоит квартира? — тоже удиви- лась Римма Ивановна. Такие вот у нее были понятия о жизни.

Желающие расшириться за счет доплаты откликнулись по первому же звонку. Девушка приехала за брата хлопотать, он хочет забрать к себе маму, и нужны дополнительные метры. А у вас квартира не очень чтобы, сказала девушка, хотя ей было всего лет двадцать. Этаж, говорит, девятый, и балкон не застеклен. Так что большую доплату не гарантируем, вы по- думайте разумно.

А на следующий день, Галя даже не поняла как, пришла группа в-ка- муфляжной форме. Позвонили, Галя подумала, что милиция, и открыла. Сказали, насчет соседей ваших. Римма Ивановна объяснила, что соседи такие тихие, даже будто их и нет. Это вам кажется обманчиво, объяснили камуфляжные, а на самом деле они на учете, так что поделитесь своими наблюдениями, а вообще-то мы советуем подумать, мало ли что, такое время, лучше быть подальше от подозрительных мест.

У меня телефон, сказала Римма Ивановна, а Галя догадалась, хоть и с запозданием, что это психологическая атака и не надо было вообще откры- вать. Хорошо хоть вдвоем, не так страшно. Три дня никому не открывали, потом опять доверились. Пришли две сестры, тоже родственники жить не могут друг без друга, конкретно не поняли, кто. Одна сестра молчаливая, а другая с бигудями на голове и такая свободная, будто это уже ее квартира. Конечно, есть недостатки, кран подтекает и этаж по-прежнему девятый, но не до такой же степени все плохо! Еле этих сестер выпроводили, они хоть бы и чай сели пить, а Римма Ивановна стесняется отказать, пришлось подключиться Гале, у нее после Леонида Васильевича все-таки опыт.

Но после этих бигудей Римма расстроилась вплоть до бессонницы, а ночью телефон не прекращал работать, и молодые голоса настаивали объ- яснить, откуда у Саши, Паши или кого там еще в записной книжке ваш телефон, и пригласите его поговорить. Это в час-то ночи! Римма Ивановна была в трансе, а Галя отбивалась, как могла.

И тут Римме на работе путевку предложили. Потому что, сказали, такие испытания пережить, это какое надо иметь мужество! Путевка го- рящая, несмотря на бархатный сезон, со значительной скидкой, недорого. Галя не удивилась — у Риммы Ивановны все так, все с неба и без усилий, и даже лишнее. Поэтому она к жизни такая неприспособленная. Но Галя подругу на юг сопровождать не могла, хотя на работе никаких препят- ствий, и Римма Ивановна все двадцать четыре дня будет отдыхать одна, потому что квартиру, где столько окон, без присмотра не оставишь, осо- бенно когда и по ночам уже интересуются.

А чтобы те, кто следят, знали и не рассчитывали на беспечность, при всякой возможности Галя включала свет и преднамеренно подходила к окнам. И в это воскресное выходное утро она также подошла к окну в даль- ней комнате, — окно выходило на проезжую часть центральной улицы, где всегда многолюдно, ездят машины и гуляют отдыхающие. Галя отодвину- ла тюль и посмотрела, но не поняла, что такое она там увидела: внизу, на тротуаре, стояла ванна, большая, белая, из пластика. А в ванне сидел че- ловек, мужчина, голый то ли до пояса, то ли полностью. Это было странно и удивительно. Как могло такое случиться, что человек вместе с ванной в таком виде оказался на улице, в холодное время года?

Галина Павловна думала некоторое время, пытаясь понять. Потом реши- ла выйти и привлечь внимание общественности. Но не успела, — едва вышла, раздались звуки музыки, и появилась эта странная процессия. Человек десять разного возраста, одеты ярко, как на карнавал, но на головных уборах чернели траурные ленты, а в руках они несли кладбищенские скорбные венки.

И вот, поравнявшись с человеком в ванне, процессия вдруг запри- прыгивала, заподскакивала, заулюлюкала. Среди тех, кто кружился в этом кощунственном танце, Галина Павловна без удивления, но только с болью в сердце, узнала высокую даму, приходившую в банно-прачечный комби- нат. На даме была широкая черная юбка, черная шаль с длинной бахромой спускалась с плеча, но не падала, приколотая большой желтой булавкой к ярко-красной блузе, красная шляпа покачивалась в такт движениям голо- вы; а лицо дамы, как и у остальных участников этого антиобщественного события, было раскрашено вульгарно-вызывающе.

— Похороны свободного искусства! — кричали варвары.

— Кого хоронят? — переспросил прохожий, остановившись у края тротуара, возле Галины Павловны.

— Искусство, — ответил молодой человек рядом; Галина Павловна обернулась — и с содроганием узнала варвара с усиками, тоже посетившего банно-прачечный комбинат высокой культуры обслуживания № 3…

И в ванне, — Галина Павловна уже не удивилась, — сидел тот варвар, который изыскал в бассейне образцового содержания непонятно откуда взявшихся червей. Права была Фая, — сам и принес, для конфликта и про- вокации. Эту мысль горячо поддержала тогда и секретарша Люба, но от- верг Михаил Степанович, считавший, что банку с червями заслали конку- ренты, тяготившиеся популярностью бани № 3.

Додумать свое воспоминание Галина Павловна не успела, потому что варвары подхватили ванну, но неаккуратно, — ванна накренилась, и сидя- щий в ней антиобщественный элемент крикнул:

— Э, осторожнее, уроните!

Опять все заприплясывали, заприпрыгивали, даже и пожилая жен- щина, в пестрой юбке и черном пончо, не стесняясь общественного мне- ния, прыгала и улюлюкала, размахивая скорбным венком.

— До чего довела людей жизнь, — вздохнул мужской голос; Галина Павловна обернулась, — варвара с усиками на тротуаре уже не стояло, а вздыхал приличного вида пенсионер в драповом полупальто. Однако у Гали был уже опыт общения с Леонидом Васильевичем, тоже внешне весь из себя такой положительный, поэтому на приглашение познакомиться она не отреагировала, тем более когда живешь временно в чужой квартире подруги Риммы.

ХУДОЖНИКА ОБИДЕТЬ ЛЕГКО…

В этот воскресный день семнадцатого декабря Настя Грот особен- но тщательно обдумывала свой внешний вид. Программа выходного дня была обширной и включала мероприятия разной социальной направлен- ности. Сначала заехать в «Красный фонарь», уточнить у Амалии разме- ры креста, — раздел «Некрофилия» все-таки решили оставить. Открытие выставки опять откладывалось, а на святки тема покойников будет ак- туальной. Для встречи со старушенцией, мнящей о себе, следует иметь скромный вид, — свитер и длинная «монашеская» юбка создадут необ- ходимый образ. Но вечером Настя с Элечкой договорились пойти в театр на просмотр нового спектакля; значит, свитер надо надеть тонкий, юбку — бархатную.

И еще сегодня предстояло исполнить гражданский долг по выборам депутатов, — это очень важно, кто в нашем городе будет принимать зако- ны и другие серьезные документы, а также следить за порядком на улицах и в общественном транспорте. На избирательный участок заходят в верх- ней одежде. Хорошим дополнением к длинной черной юбке будет черное полупальто, сверху задрапированное шарфом. Черная шляпка с узкими полями, черные лайковые перчатки и яркая помада на губах привнесут в гражданский облик избирательницы Грот необходимую страстность.

Для улицы подойдут высокие ботинки на шнуровке, а для театра На- стя положила в большую, но элегантную кожаную сумку туфли на высоком каблуке. Мобильный телефон, пудреница, тюбик губной помады, — все. Ключи в кармане, форточка закрыта, уже без пяти два, времени в обрез.

У подъезда Настя остановилась буквально на минуту — поздоровать- ся с хозяйкой шикарного белого кота с голубыми глазами. Не кот — наход- ка для будущей выставки. Настя даже подумывала написать его портрет в авангардном стиле. Могло получиться классно! — Добрый день! — улыбнулась Настя. — Какое милое животное! Давно любуюсь его грацией и красотой.

— Вы, простите, кто, не расслышала? — спросила котовладелица, ма- ленькая женщина с испуганными глазами, в черной каракулевой шубке и норковом немодном берете.

— Анастасия Грот, член союза художников России и международной ассоциации искусствоведов под эгидой ЮНЕСКО. — Юнеско? — переспросила женщина. — Серьезная организация! Они как филиал при «Гринпис» или самостоятельно?

На этот затруднительный для нее организационно-правовой вопрос художница ответить не успела, потому что сзади раздался голос, от кото- рого Анастасию Романовну бросило в дрожь. — Смотрю в окно — Настька побежала. Я быстрее ноги в руки, а она тут стоит! — радостно сказала соседка Никитина. — Посмотрите, какой у меня плащ!

Плащ был ужасен — полосатый желто-коричневый турецкий ширпо- треб, он колоколом висел на приземистой Никитиной. Венчала уродство розовая с начесом шляпка. Эту инсталляцию, живое воплощение кича, прикольно было бы выставить в разделе «Эротика». — Интересный фасон, — дипломатично сказала Настя.

— Просили две штуки, пару сотен отбила. Представляешь, такая красота за тыщу восемьсот! Мой как узнает, упадет. А я ему скажу: три штуки. И еще что-нибудь куплю. Шарф почем брала? — вцепившись в нежно-красную вол- ну, спадавшую с Настиного плеча, спросила эта грубая Никитина. — Извините, — чуть отстраняясь от соседки, холодно сказала Анаста- сия Романовна, — это подарок.

— Мужик, небось, подарил? — догадалась Никитина. — Все они такие, оглоеды, нет чтобы что серьезное, пылесос или шубу. Надо и мне такой приобресть. Будем парой красоваться.

— Извините, — сказала Настя, — я спешу. Приятно было побеседовать.

— Так я ведь к тебе по делу! — спохватилась Никитина. — А дело на миллион. Заказала портнихе три платья, нужен взгляд со стороны. Иначе опять скажет: «все хорошо, не тянет, не сборит, сидит как влитое». — Извините, Вера Павловна, но я очень занята, совершенно не могу, — твердо сказала Настя.

— Пять минут! — ответила соседка, вцепившись в Настин рукав. — Одна нога здесь, другая там, пререкаться дольше будешь.

Соседку Никитину Настя боялась. Во-первых, потому, что она была грубой женщиной. Во-вторых, могла сообщить в милицию, что в квар- тире по улице 3-е сентября, дом пять, Настя проживает без надлежащего оформления документов. А это чревато и для Насти, и для бабы Шуры.

— Хорошо, я схожу с вами к портнихе, — сказала Настя, — но в моем распоряжении буквально полчаса!

— Да за десять минут управимся, делов-то!

И Настя шагнула в направлении, указанном соседкой. Если бы она знала! Но так и каждый из нас, — если бы знал!

Они шли по улице 3-е сентября солнечным декабрьским днем, живое воплощение единства и борьбы противоположностей, — высокая, стиль- ная, эффектная Анастасия Грот, член союза художников России и между- народной ассоциации искусствоведов, и вульгарная приземистая турец- коподданная Вера Никитина, домохозяйка. Прохожие оборачивались. Никитина цепко держала Настю под руку, но Настя и не пыталась бежать. Она молила небеса только об одном — чтобы этот крестный путь не был слишком долгим.

И небеса услышали ее молитву. Минут через пять, возле бани с на- родным названием «Бывший тир», тоже на улице 3-е сентября, но ближе к логу, Никитина повернула во двор старого четырехэтажного дома. Вош- ли в подъезд, поднялись на третий этаж, соседка Никитина позвонила в дверь, очевидно, к портнихе.

— Кто там? — спросил из-за двери немолодой женский голос.

— Нина Ивановна? — сказала Никитина. — Это я.

Дверь не открыли. Никитина позвонила снова и громко сказала:

— Нина Ивановна, верните моих кукол!

А дальше начался такой кошмар, что член союза художников и в кош- марном сне не могла представить, что может в таком кошмаре участвовать. Никитина звонила в дверь, портниха почему-то не открывала, а Никити- на почему-то продолжала требовать вернуть ее кукол, потом начала коло- тить в дверь ногами и даже прыгать с разбегу. Настя, прижавшись к стене, в ужасе за всем этим наблюдала.

— Вера Павловна, что вы делаете? — наконец выдохнула Настя.

Вместо ответа Вера Павловна снова разбежалась и прыгнула на дверь.

Дверь неожиданно распахнулась, Вера Павловна пролетела дальше в квартиру, и оттуда раздался душераздирающий женский крик:

— Спасите, убивают!

Жильцы других этажей повыскакивали на лестничные площадки с требованием:

— Когда это прекратится? Надо вызвать милицию!

Потом появились эти ужасные люди в черных масках, приказали: «Всем лежать», Настю, Никитину и спасенную портниху посадили в ма- шину и привезли в милицию. В милиции их долго держали в коридоре, мимо проходили различные сотрудники и обращали внимание на яркий Настин шарф. Настя подумала, что гражданский пафос здесь неуместен, и спрятала шарф в сумку. А Никитина сняла свою шляпу с начесом. Пор- тниха, рыхлая пожилая женщина в темно-коричневой дубленке и серой норковой шапочке, все время плакала и сморкалась в кружевные разноц- ветные платки.

Потом вызвали в кабинет. Всю ответственность за дачу заведомо лож- ных показаний соседка Никитина взяла на себя. Настя молчала и с ужасом ждала расплаты за содеянное. Портниха продолжала плакать и сморкать- ся. Вера Павловна бодро рассказывала:

— Я постучала, но Чапаева Нина Ивановна ни через пять, ни через десять минут дверь не открыла, хотя я вежливо (это все соседи могут под- твердить) просила: «Нина Ивановна, верните моих кукол!» Никакой реак- ции. Это какое же терпение надо иметь, чтобы два часа сидеть под дверью и не отвечать! Все соседи уже повыскакивали, интересуясь, что происходит, а эта Чапаева, несмотря на такую героическую фамилию, трусливо сидела, как теперь известно, под дверью и молчала в тряпочку. Отдельно прошу зарегистрировать, товарищ милиционер, — не в свою тряпочку, не в свою! Вон их сколько у нее, все карманы забиты!

— Прошу не отвлекаться, — строго сказал милиционер.

— Пока я терпеливо упрашивала, Чапаева под шумок откручивала шурупы на дверном замке, и когда я снова разбежалась и ударила, сколько было слабых сил, дверь распахнулась, замок упал, и я незаконно, но не- преднамеренно вторглась в чужое жилище, — продолжала давать заведомо ложные показания ужасная Никитина. — А ногу Нина Ивановна подста- вила специально, для того и шурупы откручивала, чтобы изувечиться тя- желым металлическим предметом.

— Когда и как вы познакомились с потерпевшей? — спросил мили- ционер. Он был вообще-то симпатичный. Глазки карие, ресницы, как у девушки, длинные, и если бы не эти ужасные обстоятельства, Настя не- пременно бы с ним пококетничала. Спросила бы: «А почему вы не на- дели на меня наручники? А у вас есть пистолет? Заряженный? Вы меня боитесь?»

— С потерпевшей я познакомилась так, — бодро отрапортовала Ни- китина. — Спросила у продавщицы в гастрономе, кто сшил такое краси- вое платье для куклы в витрине. Она и сказала: Нина Ивановна Чапаева, буквально из лоскутков шьет наряды от кутюр, так что рекомендую об- ратиться. А я давно размышляла заняться интерьером, потому что лоскут- ков полный шифоньер, хоть выбрасывай. Посмотрела — из розового атласа можно сшить длинное такое вечернее платье, фланель пойдет на пижаму с короткими брючками, а из пестрого шифона получится красивый летний сарафан, как у рабыни Изауры…

— Когда и при каких обстоятельствах возникли враждебные отношения? — не выдержав Настиного взгляда, нахмурился милиционер.

— Враждебные отношения возникли при таких обстоятельствах, ког- да я пришла получить готовые изделия. А сначала все было хорошо. Когда я принесла этой Чапаевой мешок лоскутков, она не возражала. Записала все в синюю толстую тетрадь, солидно так, степенно. Потом поговорили о деталях — где воланы пустить, где защипами украсить, какие цветы долж- ны быть на шляпке рабыни Изауры. И сарафан для Изауры Чапаева сшила буквально за три дня, я заплатила, как договорились, сто рублей. Через неделю пришла за вечерним платьем и пижамой. Я человек покладистый и не люблю пустые конфликты, поэтому сказала: «Нина Ивановна, пижам- ные брючки надо было сделать покороче, странно, что вы об этом забыли, но пусть останется, как есть». Однако когда я увидела вечернее платье, мне стало плохо! Длинную пышную юбку из шикарного розового атласа впе- реди пересекал шов! Какая дура наденет такое вечернее платье?

— Не отвлекайтесь, — строго сказал милиционер. — Излагайте по су- ществу дела.

— А это и есть самое главное существо! Я предупреждала Чапаеву — никаких швов впереди! Только сбоку и спрятать в складки! Какими ушами она слушала? Такое платье я брать отказалась! А эта Чапаева мне вдруг за- являет, что она, видите ли, художник, и представляет эту модель именно так. Настька вон тоже художник, напялит на себя пять рубах и ходит, — так что, и мне таким пугалом ходить?

— Вера Павловна! — ахнула Настя. — Что вы говорите

— Не отвлекайтесь, Никитина, — повторил милиционер. — А вы, — загля- нул в свои бумажки, — Гротова, не перебивайте. Продолжайте, Никитина.

— Я вежливо объяснила этой художнице, что не позволю уродовать мою Бэтти всякими-разными художественными швами. И знаете, что она мне на это сказала? Она сказала: «А вашу Бэтти давно пора выбросить на помойку!» У меня от таких кощунственных слов давление сразу поехало на двести двадцать. Я ей говорю: «Не надо мне никаких кутюр, отдай Катю, Бэтти и мешок с лоскутками». А она мне: «Сначала заплатите триста ру- блей!» За что платить? За художества и всяческие оскорбления? Разумеет- ся, я платить отказалась и ушла ни с чем.

— Конфликт между вами и Чапаевой возник из-за несогласия в сумме оплаты? — уточнил милиционер. — В своем заявлении Чапаева пишет, что вы ее терроризировали телефонными звонками.

— А как же иначе? — удивилась Вера Павловна. — Я требовала вер- нуть Катю и Бэтти! Но Чапаева издевательски отвечала: «Заплатите деньги или выброшу их на помойку!» А я уже догадалась, с каким монстром имею дело, и одна в логово этого монстра не пошла, а пригласила соседку. Эта соседка, между прочим, член «Гринпис», и может подтвердить, что я никого убивать не собиралась. И Чапаева оклеветала меня, когда закри- чала: «Убили!» А сама убежала в комнату с такой скоростью, что дай Бог всякому живому так бегать, не говоря о якобы убитых. И это не соседи, а она сама заранее вызвала милицию. Видано ли такое дело, чтобы мили- ция, которую когда надо не дождешься, из-за кукол примчалась буквально через пять минут. Попрошу особо занести в протокол, — строго сказала Никитина, — эта группа захвата ОМОН, прикрываясь черными масками, превысила свои служебные полномочия!

Милиционер с изумлением посмотрел на Никитину в ужасной розо- вой шляпке и не менее ужасном турецком плаще:

— Вы понимаете, что на вас могут завести уголовное дело?

— Был бы человек, статья найдется, — согласилась Никитина. — Но я вам так скажу, гражданин начальник: когда угрожают автоматами, отдашь не только кукол, но и другие жизненные ценности!

Портниха всхлипнула и вытащила очередной платочек. И тут Настя не выдержала:

— Извините, — вежливо, но твердо сказала она. — Уже семь часов ве- чера, а избирательные участки работают до десяти. Я бы хотела исполнить свой гражданский долг. Или отпустите нас, хотя бы под подписку о не- выезде, или организуйте доставку в отделение милиции избирательной урны. Факт задержания не лишает меня конституционного права на во- леизъявление!

— И я еще не голосовала! — испуганно подхватила Никитина.

— А я голосую всегда в шесть утра, — подала голос портниха. — Я могу задержаться, сколько требуется.

— Не надо, — сказал милиционер. — Заявление вы уже написали. По- казания я взял. Можете идти, волеизъявляйтесь. Когда потребуется, вас вызовут.

На улице было темно и дул пронизывающий ветер. Бархатная юбка плохо защищала от холода. Настя шла крупным резким шагом, сбоку от нее поспешала Никитина, следом, не отставая, семенила плачущая портниха. Красный шарф, как знамя, развевался на ветру.

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов