ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня четверг, 18 апреля, 2024 год

ИМЯ: оно както влияло на самоощущение, самосознание?

Т. Ш. Часто говорят, что имя определяет судьбу… Я в этом смысле больше материалист, меньше придаю значения этим вещам… Хотя и Алик Мирзаян, и Бродский говорили о том, что имя материально и как волна, как особое поле словесное, может быть, существует… Да, я с детства чувствовал некоторую особенность своего имени. Не Вова, не Петя, а что-то иное… Но в КарачаевоЧеркессии, в общемто, это не было редкостью. Возможно, в Москве я бы себя чувствовал больше белой вороной в детстве, но там это было нормально!

А фамилия?

Т. Ш. Это черкесская фамилия, русифицированная, т. е. ов добавлено. Означает «молодой человек». Т. е. все Шаовы — всю жизнь молодые люди.

И это соответствует вашему мироощущению.

Т. Ш. Да! Мало того, меня все время не отпускает (мне уже 41 год) ощущение, что все вокруг старше меня. Это не инфантилизм. Хотя, может быть, это и инфантилизм, в какойто степени… Может быть, это хорошо… Потому что, по привычке по горской, чувствую уважение ко всем окружающим… (Смеется).

РОДИТЕЛИ: что еще они дали, кроме имени?

Т.Ш. Я считаю, что все. Абсолютно всем я обязан родителям. Воспитание — само собой. Там не было какойто методики, не было Макаренко… Там был пример, просто живой пример абсолютно порядочных людей. Когда ребенок видит, как поступают родители, этого достаточно. Их нет сейчас, к сожалению. Мама была директор института гуманитарных исследований, раньше он мое поколение, которое помнит и то, и это… И когда я какуюто строчку даю с тех времен, советских, в зале всегда есть люди, которые прекрасно понимают, о чем я.

ПРОФЕССИЯ: это результат внешних обстоятельств или внутренней предрасположенности?

Т. Ш. Нет, внутренней предрасположенности. Я всегда себя ловил на мысли, что я себя просто не могу представить гденибудь в КБ… Разве это работа? А вот медицина — работа. С людьми. Это — настоящее, мое. Хотя, конечно, если бы старший брат не пошел в медицину, то, может быть, и я бы не пошел. Черт его знает… Я очень люблю свою профессию. Это было бы потрясающим счастьем для меня, если бы платили деньги (на достойном уровне, западном). Черта с два я бы ушел. И потом — писалось бы лучше. Когда это не профессия — пишется очень легко и свободно. Когда это профессия — это ужасно.

«ЦИНИЗМ»: что это — просто взгляд врача, лишенный романтических иллюзий, или какоето особое знание о человеке?

Т.Ш. Я не знаю… Наверное, сначала надо обратиться к словарю и определить слово «цинизм». Что это: «отсутствие идеала» или чтото другое? Я считаю, идеалы какието у меня есть. Я просто стараюсь быть естественным. Я — такой. А вы — такой. Просто когда люди начинают писать, они становятся чуть лучше…

ТРАДИЦИЯ: Вы както сказали, что для вас бард № 1 — Галич. Можете ли продолжить этот ряд: № 2? № 3? № 4?..

Т. Ш. Наверное, это некорректно будет… Высоцкого обожаю… Да, Галич, Высоцкий… (Пауза).

А дальше — пауза?

Т. Ш. Это както все периодами. У меня был период Окуджавы.

Период личного открытия?

Т. Ш. Да, период личного открытия, период просто полного потрясения и эпигонства. Потом был период Высоцкого, большой. Потом уже, достаточно зрелым, с начала 90х, я услышал Галича, и сейчас у меня до сих пор идет период Галича, и я думаю, что это не закончится.

А кто рядом? Вот о вас говорят «лидер новой волны»…

Т. Ш. Как я это не люблю… Мне интересен Миша Кочетков. Я люблю Марка Фрейдкина. Люблю Козловского Андрея. Люблю, несомненно, Алика Мирзаяна — обожаю просто и очень злюсь, что он так мало и редко пишет. Ну, само собой, Леня Сергеев, Городницкий (чтото; чтото — да, чтото — нет)… а, Гриша Донской, замечательный автор… Люба Захарченко, Наташка Дудкина, Нателла Болтянская… Я много могу перечислять…

КУЛЬТУРА: «мы все учились понемногу, чемунибудь и какнибудь»… А вы тоже так учились?

Т. Ш. Да!

Почему в ваших песнях так много культурных аллюзий?

Т. Ш. Из книг черпаешь. Откуда еще? Бродский — потрясающе энциклопедически образованный — не имел даже среднего образования. Но он не вылазил из библиотеки.

-А есть ли в мировой или отечественной культуре такие уголки, где вам особенно хорошо, но куда вы не склонны приглашать своих слушателей? Или это общее поле?

Т. Ш. Нет, это общее поле. А почему там должны быть какието уголки, куда нельзя приглашать читателя? Это могут быть тематики какието запретные. А в аллюзиях — ничего такого.

ЦИТАТНОСТЬ: что за ней? Что кроме нее? Вы задумывались, как будут восприниматься ваши песни, когда уйдет поколение, которое может реагировать на их аллюзии? Есть ли в этих песнях чтото за цитатой?

Т. Ш. Понимаете, в чем дело: когда я пишу песню (я считаю, что это хорошая черта, и не дай Бог ее утерять), я никогда не рассчитываю на слушателей. Я никогда не думаю, как будут ее воспринимать Иван Иванович или княгиня Марья Алексевна… Меня мало волнует судьба песни. Если она умрет завтра — значит, такая у нее судьба. Для меня главное (вот это я боюсь растерять) — получение удовольствия от писания. Это большое счастье: когда ты пишешь для себя, а это еще комуто бывает интересно. Я всегда с иронией воспринимаю, когда начинается возведение на пьедестал, когда появляется какаято культовость, какие-то клубы, какието поклонники… Нельзя к себе так относиться — говорить: «мое творчество», «мои песни будут жить»… Послушаешь такого — и сразу все станет понятно про человека. «Мое творчество»… Но, с другой стороны, написать им: ребята, вы что, охренели, что ли, кончайте, разгоняйте, ничего тут серьезного нет, относитесь с легкостью — но это людей обидеть. Главное — не терять чувства самоиронии. А что будет с этими песнями? Да хрен с ними.

А по поводу цитатности… Я потом с удивлением узнал, что, оказывается, это называется «постмодернизм». Уже достаточно поздно узнал, уже после того, как много цитировал. А для себя, я помню, это были такие открытия, с таким кайфом… Это никогда не делалось специально, это выскакивало из подсознания. Это перечитанное пережеванное гдето лежит, а когда ты ищешь рифму или образ, чтото выскакивает. И почему бы не вставить? Да, конечно, понимают не все, но я сам об этом очень мало думаю.

ПРОСТОТА: Приходилось слышать: «Шаов — это Щербаков для бедных»…

Т. Ш. Слова! Слова, слова… Мало того, меня еще с Петросяном сравнивают. Жалкото Петросяна. Это некорректно. Это неуважение к людям. Тот, кто это сказал, хоть бы на концерт пришел, посмотрел бы на лица, посмотрел бы, что за люди в зале сидят. За идиотов он их считает? Ну так нельзя.

Есть ли в ваших текстах скрытые смыслы, вторые или третьи планы, которые открываются при более внимательном слушании?

Т. Ш. Ну, это само собой — а иначе зачем писать?

ПОПУЛЯРНОСТЬ: «Мне аплодируют? В чем я не прав?» Не опасаетесь ли Вы попасть в зависимость от своей популярности? В 30 лет Пушкин заявил, что добровольно выходит из числа любимцев публики. Вы готовы на такой шаг? Готовы ли вы писать то, что не будет нравиться публике?

Т.Ш. А это уже от меня не зависит. Я буду писать то, что нравится мне.

Я очень долго прикидывал — уходить ли из медицины. Мне ж надо семью кормить и т. д. Но потом смотрю: ничего, прокормимся. Прокармливаемся. Но ежели ветра поменяются, вымрут все, кто знает цитаты, ежели придет другая, злая молодежь, и я стану никому не нужен, у меня есть руки, у меня есть профессия. Я эндоскопист, я врач высшей категории. Я поеду на специализацию 3 месячную и опять вернусь в свою больницу. И уверяю вас: и писать я буду — стопроцентно. И вернется, наверное, то первобытное удовольствие от писания песен, которое сейчас немножко притупилось.

Для меня что главное? Главное — гармония внутренняя. Главное — быть в гармонии с самим собой, а остальное все херня.

Беседовал А.К.

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов