Абрис Веты иной. Ее первая книга называется «Песчинки», книжка – горстка малых форм стиха – на ладони. Малого объема, с женскую ладонь. Десть. Черно-белая графика, оформление собственноручное. Она поэт, спрятавшийся в художнике, не по-детски затаенный.
    Подростком она запомнила выступление Пастернака в Тбилиси в 1946 г. – поэт выступал как переводчик грузинских классических поэтов. Разве это не веха в самосознании?
    Вета – профессиональный художник-рисовальщик. Она мастерит кукол - я видела это собрание молодых и старых армянок, генерала, шута, поэта – и все с велико-лепными армянскими носами! Детали костюмов изящно продуманы, продумано все – от наклона головы до жесткости осанки. С этими куклами, оказалось, можно разговаривать. У меня на глазах гостья Веты – женщина с богатым воображением и житейским опытом – брала куклу за куклой на руки и произносила за них монологи. Речевые маски кукол распахивались сами.
    Стиль Веты – музыкально-четкое слово стиха, без прикрас, тяготение – все досказать до конца. Скрипичная точность, когда видна каждая песчинка звука – графическая прорисованность музыки.
    Миф о Дафне, прочитанный Ветой: Дафна бежит от Аполлона, потому что так его любит: «Я презирала страсть, боготворя любовь»…

    Ветер времени нес меня, поднимал и швырял оземь, как и всех моих современников, но не оторвал, не смог оторвать от милых сердцу привычных вещей, культурных традиций и естественных глубинных и вечных источников, питающих человека во все времена. Я не поверила ни в коммунистичекий рай, ни в сексуальную революцию, ни в авангардистские ухищрения в искусстве. Я хотела гармонии. Мира и Любви. У меня было чувство, будто не я меняюсь во времени, а эпоха то отдаляется от меня, то приближается ко мне; глядит то сурово, то благосклонно… Я всего лишь «мыслящий тростник» или дудочка из того тростника, в которую дует какая-то не зависящая от меня сила. И я говорю для тех, кто может, кто захочет меня услышать.

*   *   *
И показалось мне на миг,
Что жизнь лишь беглый черновик,
Набросок наспех, в беспорядке, -
А вехи ставит стих.


*   *   *
У бедных «Рыб» детство и старость
Поменялись местами:
В детстве они старики,
А в старости – дети,
Которые очень устали.


*   *   *
Растопи мои льды,
Приведи мои воды в движенье, -
                говорила река, -
Я хочу отражать облака.


*   *   *
Пусть когда-нибудь случится.
Но пока не грянул гром, -
Легким духом просочиться
Под Дамокловым мечом.

Только б это мирозданье
Не покинуть без следа!
Но… короткое дыханье
И короткая узда.


*   *   *
Я презирала страсть,
Боготворя Любовь, -
И завела меня звезда любви
В пустыню:
Кругом песок,
Над головою небо
И звездный мир,
Чтоб думать о тебе.


*   *   *
Не вширь, не вдаль,
А только вверх
По тонкой нити –
              в высоту
Душа стремится только вверх
В зияющую пустоту.
Там где-то дом ее родной.
Она спешит к себе домой.


*   *   *
Там был мой дом.
Я память не отдам.
Ступают сны по старым половицам.
Я после смерти полечу туда,
Я полечу туда,
Чтоб поселиться.
Чтобы бродить в подножьях Мтацминды,
Листать любви сожженные страницы
И ждать теней, среди которых ты, -
Они сюда слетаются,
Как птицы.


*   *   *
Под шкуркой, под маской,
        под сетью морщин
Что прячет душа, обливаясь слезами?
Какие фантомы беседуют с нами?
Чей вызов к барьеру –
        один на один?
Отбросьте забрало,
Откройте лицо,
Чтоб страхом и болью
        и ветром пробрало,
Чтоб только не чувствовать тонкое жало
Тоски
из неведомых тайных глубин.


ЕЛИ В ТБИЛИСИ
Косматые ели на пыльных дорогах –
Раскинуты руки,
        халаты расклешены,
И шапки высокие, островерхие
Все валятся набок,
        и в сторону скошены.
Как будто бы в странном кружась ритуале,
Беседуют с Богом безумные дервиши,
Танцуют,
        зевак изумленных собрали,
Плывут и парят, -
        и за землю не держатся.