Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня среда, 09 октября, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 5, 2004 - ОТКУДА МЫ? КТО МЫ? КУДА ИДЕМ?

Д.Чкония, О.Бешенковская, Р.Гольдт
Полемика у гроба

Некролог известному немецкому слависту Вольфгангу Казаку, написанный Райнером Гольдтом ( «Дикое поле» , №3, 2003), вызвал неожиданную полемику...


    СОЛДАТ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ
    Мучительно долго хотел смолчать. Ведь то негативное, что понял о Казаке, говорил вслух, пока он был жив. Знаю уже многих литераторов, живущих в той же Германии и понявших то же. Представляю и возмущение, особенно шестидесятников, обласканных его вниманием: эти и вовсе возмутятся, если сказать, что не всякий русист в восторге был от его безаппеляционности, желания всех подмять, быть – да простится мне резкость! – «паханом от славистики». Русским языком он – в утилитарном смысле – владел хорошо. Смысл прозаической речи, уверен, переводил верно. Поэтическая речь – увы! Берусь утверждать, что в русских стихах разбирался слабенько. Не «чуял». Айги делал. А потом «охладел», от авангарда приходил в раздражение, на постмодернизм ругался. В традиционных стихах без подсказок не ориентировался. Опирался на советчиков. Казак – честный солдат холодной войны! На правой стороне! Война кончилась. Пришло время литературы, оказалось – пшик! Когда-то соберусь, напишу! И плевать на писк апологетов...

Даниил ЧКОНИЯ, КЁЛЬН

    МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
    Что касается фигуры Казака, то Р.Гольдт вызвал у меня снисходительную улыбку. Что написал Чкония, не видела, но думаю, что с Даниилом наши оценки в целом совпадают, хотя мы когда-то принадлежали к разным литературам, я – к неофициальной, непечатной, и Казак еще в то давнее время включил статью обо мне в «Лексикон». Личное же знакомство обернулось разочарованием. Еще при жизни Казака я говорила ему правду, почти-правду, стараясь не переходить грани тактичности. Сейчас мне бы не хотелось его бранить, об ушедших плохо не говорят. Но в литературе все-таки должны жить не мифы, а реальность. Казак не понимал в поэзии, он видел в литературе только содержание, он был политиком куда более, чем ученым. (И не случайно моя фамилия в «Лексиконе» стоит где-то между Брежневым и Бродским...) Он был трудным и вздорным человеком с тоталитарным характером, любил лесть и почести, не умел корректно дискутировать, не чуял в стихах вторичности, был непоследователен и несамостоятелен в суждениях. Его собственные оценки были, за редким исключением, прямо противоположны действительности, он мог до небес вознести графомана и элементарно нахамить серьезному писателю, обратившемуся к нему без должного почитания. Не знаю, может быть, все это произошло с ним на старости лет, но мне жаль, что Казак – это иллюзия серьезного слависта... Мир праху его, он все-таки что-то сделал для русской литературы...

Ольга БЕШЕНКОВСКАЯ, ШТУТТГАРТ

    В МИРЕ НЕТ НИЧЕГО БЕССМЫСЛЕННОГО...
    (Ответ Д. Чкония)

    В мире нет ничего бессмысленного, любые высказывания имеют причины, хотя дожидаться откровения порой приходится долго. Зато знамения, сдвиги контекста бывают самые неожиданные. Даже военная служба, казарменный быт – дело столь давно минувших дней – приобретает поздний смысл, помогая разобраться в литературных прениях. В прениях, нужно добавить, в данном случае не с живым человеком, умеющим ответить адекватно, а, так сказать, у открытого гроба, ведь некролог – форма надгробной речи. Какие струны ни зазвенели в ответ на столь родную когда-то казарменную лексику – от «пахана» вплоть до ритуального плевка в рожу... Исключительное уважение к г. Кораблеву заставляет меня не отворачиваться молча, хотя затрудняюсь найти нужную интонацию, особенно когда пишу на иностранном для меня русском языке.
    Поскольку я уже не могу говорить от имени покойного, а только во имя его, решительно ничего не могу сказать о личной подоплеке полемики. Я проинформировался на академической родине Казака, в кельнском институте, но ни факта спора, ни даже имени оппонента, с позиции смелого одиночки быстро перепрыгнувшего на авторитарно-смутное «множество литераторов», там не были известны. Также нет никаких известных мне следов упомянутой «открытой» полемики (письменной? устной?) с покойным. Где тогда искать корни столь резкой мести? Отказывал ли Казак когда-нибудь в помощи? Вполне возможно. Каждый из нас знает, что, по словам Гете, только наблюдающий остается без вины. У любого жизнедеятельного человека – а именно таким был покойный в высшей мере – со временем просто иссякают силы в попытках противостоять половодью человеческой нужды, ведь к Казаку обращались отнюдь не только по сугубо интеллектуальным вопросам.
    Обида ли это за шестидесятников? Мелькает такая нотка, но она остается загадочной. Покойный с глубоким уважением относился именно к этому поколению, дружил со многими, неоднократно говорил, что нужно уметь их читать – не случайно именно он же издал, например, ныне классическую работу Льва Лосева об эзоповом языке в СССР («On the beneficence of censorship»). Не говоря уже о том, скольким покойный помогал встать на ноги – от Копелева до Эткинда, их не перечислишь, особенно тех, у которых не было никакой репутации и, следовательно, никакого общественного резонанса. Помню один такой случай, когда я передал благодарность от имени вдовы одного зверски убитого в России, никому не известного поэта. В свое время Казак добился первой публикации тогда еще молодого человека в одном престижном эмигрантском журнале. Казак задумался, посмотрел на меня недоумевающе и сказал: «Стыдно признаться, но я уже забыл о том, что я это сделал...» А потом уже улыбнулся: «Но правильно поступил, не правда ли?»
    Может быть, обида оставшихся в СССР? Приходят в голову слова Игоря Золотусского, произнесенные на симпозиуме, организованном покойным в 1991 г.: «Все мы, оставшиеся на родине, сознательно или подсознательно испытываем в отношении к эмигрантам комплекс моральной неполноценности, и, признаюсь, я не представляю собой исключения». Эти слова произнес человек, по воле Сталина оставшийся круглой сиротой, произнес питомец пресловутых детдомов для детей врагов народа. Мелькала тогда у меня мысль: он же и про нас, немцев, говорит... Как часто такие комплексы порождают не процесс осмысления, а слепую агрессию. Как видите, я все еще стараюсь понять оппонента (и немецкая история в этом помогает), и отнюдь не склонен отвечать готовыми штампами и еще меньше – вернуть плевок.
    Насчет солдата холодной войны. Перечитайте эссе Максимова, и Вы поймете, в какую открыто враждебную, советофильствующую трясину среди европейских салонных интеллектуалов (подчеркиваю: не европейской интеллигенции!) попала третья волна. Даже среди славистов Казак был одним из совсем немногих, которые не только статьями, а и делом помогал. Ежели Вы, однако, считаете уместным называть человека, добывавшего – часто даже совершенно незнакомым ему людям – стипендии, места, пособия и возможности публиковаться, «солдатом холодной войны», то впервые постигаю почетный смысл этого клейма. С таким же правом и успехом тогда, однако, можно и разоблачать Солженицына, Копелева и Сахарова как наемников ЦРУ…
    И, наконец, насчет лирики и авангарда. Обвинение в невежестве филолога, который открыл дар Айги раньше самих литераторов, обвинение переводчика Саши Соколова в быстро охладевшем интересе к авангарду вызывают недоумение; следует напомнить о естественном праве исследователя самостоятельно выбрать свое поле интересов: оппонент совершенно справедливо возмущался бы мои ми указаниями относительно набора его сюжетов. И знаний языка, видите ли, Казаку не хватало, и в русских сти хах не разобрался... Если все это не было сказано поэтом, очень ловко прикрывшимся маской литературного ефрейтора, я бы с грустью отметил в этой выходке лишь очередное проявление астафьевщины: русские поэты, мол, - русским критикам – таков же вывод печально известной переписки с Н. Эйдельманом.
    Значит, вернемся к исходному пункту – вопрос о личной обиде недооцененного покойным поэта. Правда, с требовательностью, чрезмерной взыскательностью, иногда доходящей до резких и – не скрываю – несправедливых суждений покойника сталкивался каждый, хоть бы косвенно имевший с ним дело. Но я не знаю ни одного, который бы решился после смерти ученого истерически разглагольствовать о своих мелких обидах. У всех в памяти остались его верность людям, его самоотверженная служба русской культуре.
    Давайте оставим его в покое, потому что в одном оппонент безусловно прав: мой некролог не больше чем щенячий писк. Среди академической знати Казак навсегда оставался белой вороной. Сделать себе громкое имя или выскочить в литературные старшины легче нападками на него, чем аплодисментами. Даже Одиссей сожалел о своем глумлении над ослепленным им Полифемом. А мы кто такие?

Райнер ГОЛЬДТ,
университет им. Иоанна Гутенберга, Майнц, Германия


КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

2006-02-08 16:18:38
Демьян Фаншель
Кёльн
Красная тряпка для любого бывшего ( увы - советского, но - что делать ) школьника. Такой - распостранённый тип : с затрёпанными куновскими "Легендами и мифами древней Греции", не сданными вовремя в библиотеку:
Пассаж из статьи университетского профессора-филолога, - пассаж финальный, "со значением" : патетическая симфония ( полифемония) : "Даже Одиссей сожалел о своём глумлении над ослеплённым им Полифемом. А мы кто такие?" Этим красивым аккордом и заканчивается, собственно, статья. ( Вот это вот: "А кто ты такой?"- что-то напоминает. Но - не суть. И зачем, спрашивается, сравнивать знаменитого профессора-слависта с кровожадным людоедом-киклопом; тот в одной только 9-й главе "Одиссеи" шесть человек сожрал: двоих на обед, двоих на ужин - и двоих на завтрак? ). Мы - такие, какие-то... Берём, в недоумении, хрестоматийного Гомера, глядим в знакомую книгу: и ничего. Ничего там Одиссей и не сожалел - ну, конечно! - а даже очень язвительно выражался...и в выражениях своих чувств заходил, пожалуй, далеко и - рискованно. Ослеплённый ( в отместку за пожирание членов экипажа ) киклоп -пристрелочно, на звук одиссеевой дразнилки - бросает камень-скалу и, чуть было, не топит драпающий корабль, товарищи умоляют Одиссея прекратить: а ну, как второй бросок будет более точным?! Какое там... Ну а так : ничего такого из себя Одиссей не корчил, на вопрос " А мы кто такие? А ты кто такой?" мог бы скромно, как Полифему, ответить: никто, мол. Типа: ефрейтор. И зовут - "Никто".
С полковника же - и спрос больший: базисные, хрестоматийные вещи, наставляя ефрейторов, помнить, всё же, надо.
Непонятно вообще, почему так тяжеловесно разволновался уважаемый профессор Гольдт в "Откликах". Его статья-посвящение является - действительно является - некрологом, действительно написана - с чувством свежей утраты друга-учителя, человеком, давними узами симпатии связанным с умершим, - с чувством бережного такта повествующего о Вольфгане Казаке - в традициях некролога. Хороших, даже нельзя сказать - консервативных : сакральных традициях. Даниил же Чкония, в небольшом отклике, с приличествующим отступлением по времени, пишет о - феномене ( хочется выделить: ФЕНОМЕНЕ ) профессора-слависта Казака. То же самое - не голословно, с приведением выдержек из переписки ( не приватной, не личного, а - тактико-идеологического характера, с императивным призывом, например, дать бой "авангардистам" на очередном съезде русскоязычных поэтов в Мюнхене ) - можно было слышать от Дани, когда профессор Казак, добрая ему память, здравствовал и был активным авторитетом в российсой словесности. Я свидетель. Описывать феномен, крупное явление, можно с разных наблюдательных точек. Неоднозначность оценок, любой, даже самый неожиданный, ракурс, будет всё равно показывать: мы имеем дело с явлением феноменологическим, вошедшим в историю иностранной русистики. Мне кажется, что любой из трёх авторов заочной дискуссии в "Откликах, отзывах" ни разу этого не отрицает. Дай Бог , чтобы хоть кого-нибудь из нас так "не уважали"!
Некрологи же напишут о каждом из нас - наши близкие. В установленных правилами приличия - определённых, строгих - рамках.
Д.Ф.

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration