|
2006-05-20 / Посещение: 8380 / Коментарии: 23
Постоянный адрес заметки
Распечатать страницу
ОБЕСТОЧЕННОЕ ЗРЕНИЕ
(эссе о «декадентствующих личностях»… с применением элементов кулинарии, джаза, сермяжной правды и ассоциативной орнитологии… цитаты: альманах «Splendor Solis» и др.)
* * *
…и вижу, да не вижу… и слышу, да не слышу… а по небу облака, по челу дума…
_______
Этим вечером мне захотелось поразмышлять о феноменальных страдальцах по неземному и запредельному; в который раз захотелось осмотреть их чернящие «простую жизнь» многозначительные тексты.
Не стоит лукавить, для своих раздумий я выбирал творчество таких авторов, к которым, так получилось, отношусь с предубеждением. Однако спешу заметить, что, в некотором смысле, вчитываться в какую-либо упадочную многозначительность – для меня – одно удовольствие. К тому же «декадентствующие личности» меня волнуют и интересуют, что правда то правда: добровольно расспрашиваю побывавших в Париже знакомых о могилке Джима Моррисона; не без любопытства выслушиваю кислый пьяненький трёп бесспорно талантливых душераздирателей; беседы об эпохальных суицидах также можно по настроению счесть довольно занятными…
* * *
…не в гору читается, а под гору… и пишется – туда же…
_______
Опять… опять читаю унылые слова…
Слова постепенно лишаются предметности… расфокусированные, выпотрошенные, символические слова… «тотальные словесные декомпозиции»…
Не дай бог, проступит какая-нибудь изворотливая определённость… не дай бог, называние невзначай обернётся названием…
…«ведь умирает мальчик или жив – не имеет значения; реальность это или метафора – не имеет значения»…
* * *
…чем жить да век плакать, лучше петь да в помирушки играть…
_______
Этот невольно затягивающийся монолог может показаться кому-нибудь неподобающе насмешливым и даже святотатственным – он приземлённый, низменный, в нём нет желанной беспредметности.
Но всё «беспредметное», включая «отмирание слов в своей конкретности», очень-очень напоминает разновидность изощрённого сквернословия или отравление насущных слов скверными словами.
Признаемся, что многие из нас время от времени цинично подозревают, что за всякой мрачноватой эксцентрикой скрывается нехорошее желание непризнанного (недо-недопризнанного) гения максимально эффектно умирать и максимально эффектно разлагаться – непременно на глазах у удивлённой публики – явка рыдающих невест и задумавшихся друзей строго обязательна – (чтобы хоть кто-то «в этой томительной мгле томился и мучился рядом»)… Книжным червям – в ближайшую вечную память – рекомендуется приобрести навыки могильных червей.
Вот такой театр. Вот такая вот театральность.
…но жизнь это или никогда не опускающийся занавес… или манящее закулисье, где учатся ходить легенды… или вековечная самообманчивость… или изобретательное самозабвенное позёрство… или изживающий себя афоризм – не имеет значения…
* * *
…что изба, то стряпня… кто как хочет, а я – пожалуй – по-своему…
_______
Я «отправляюсь готовить своё очередное гениальное произведение – ужин».
Ничего, что три часа ночи, я привыкший, я не перепутаю эстрагон и базилик, добавлю и того и другого.
(Не устаю поражаться тому, как приятно иногда проявлять чудеса хозяйственности. Даже не ради желудка окаянного, а так – просто – чтобы доставить себе немножко хлопотливого удовольствия.)
За окном – городское подобие полнолуния. Мои плющи на подоконнике, по-видимому, символизируют некую путаность, некую витиеватость, некую «излишнюю разветвлённость» происходящего.
Я потихоньку вчитываюсь в интерпретации стихотворений Малларме и Тракля (альманах «Splendor Solis»), благо незатейливые мясные блюда готовятся, можно сказать, «на автопилоте».
Устроившись в заслуженно-скрипучем кресле, настраиваю себя на деликатесы человеческого мышления.
Я не люблю, когда мой вкус – задабривают; жажду жизни я отчасти утоляю крепким горьким кофе… и сопутствующими мыслями, порой не менее горькими.
Морковка почищена… Хороша морковка. Хороша в том числе и тем, что не требует к себе особого отношения; как её ни аннигилируй – всё равно бесподобно вкусна и красива. Приятно, когда какой-либо объект совсем не обязательно подвергать суровым метафорическим испытаниям. Ну разве что мимоходом подумать о потрёпанном землянисто-оранжевом галстуке, как о подходящей закладке для неприлично толстого тома Хармса.
Надо бы ещё добавить в мясное блюдо болгарского перцу и сушёных кабачков…
* * *
…врёшь-врёшь в свою голову, да всё никак не помещается…
_______
По мере изучения альманаха «Splendor Solis», я начинаю замечать, что атмосфера моей задумчивости становится устрашающе мутной – так, наверное, домашние плющи страдают от невымытых стёкол, заляпанных теми жильцами, кто живёт на более возвышенных этажах…
И пора бы мне уже увидеть незримое… и услышать неслышимое… и прочувствовать, наконец, долгожданное «созвучие с ирреальным» всего того, что я полу-вижу и полу-слышу…
Но ведь отсутствие – оно и есть отсутствие. Какими бы высокопарными, какими бы безапелляционно высокопарными словами ни пытались доказать абсолютное отсутствие отсутствия, оно – ну просто – отсутствует, его – ну никак – не пере-отсутствовать…
По-моему, гораздо разумнее уметь замечать или не замечать очевидное, чем увлекаться этим самым отсутствующим…
…у меня чуть не подгорел лук…
Так мои наблюдения за «самосозерцанием бестелесности» сменились радостным импульсом предотвратить нежелательное подгорание.
* * *
…язык телу якорь… да и тело якорь языку…
_______
Вещи – упорно присутствуют.
Ни свет, ни освещение не собираются меркнуть.
Более того, вещи представляются мне по-прежнему красивыми, удивительно красивыми, безо всякого мистического налёта истребителей непосредственности… – что-то я уже, кажись, лишнего вскипел и даже как-то недоброжелательно разбушевался… – но, по-моему, вещи-вещички – действительно – стоят того, чтобы о них задумчиво помалкивать или продуманно высказываться…
…«так, не так… не так – так не так»…
* * *
…всеми неправдами свет обходят, и других крутить-вертеть соблазняют…
_______
Я готов пустить слезу над «заповедной инсталляцией»: корявыми неприглядными камушками и кусочками нежного зеленовато-белого лишайника на изящном травянистого цвета блюдце. Ведь получается, что эта сокровенная памятка о любимом заповеднике – такое же ничто, как и всякое прочее ничто, возможно даже ещё ничтожнее, ещё ничтее… во всяком случае, так склонны думать некоторые думающие люди.
Но в этой памятке о любимом заповеднике – такая жизненность, которую я бы ни за что не променял на сомнительные запредельные ощущения.
Хотя, в чём, собственно, заключается этот антагонизм, это надуманное противоречие между композицией на блюдце, быть может, очень уж земной и мещанской композицией, и поэзией, которая, быть может, очень уж неземная и – вообще – «продукт космической агрономии»?..
Вот уж чем я по-настоящему озадачен и встревожен – так это тем, что увлечённые своей гениальностью поэты, как правило, отвергают так называемую «простую жизнь» с не меньшей категоричностью и брезгливостью, чем какой-нибудь смекалистый самодур – мои ночные «бесполезные» корпения над книгами и бумагами… и соответствующие завихрения в моей голове…
* * *
…день – убиваешь… ночью – убиваешься…
…аль ты слова не доищешься?.. аль и я его не найду?..
_______
Вот я думаю и думаю. Добавляю воды в казан. Шипение успокаивается. Наступает тишина, зловещая, как в телевизоре. Закуриваю сигаретку, включаю диск Патриши Барбер. «Verse». Продолжаю думать.
Поэты видят невидимое… или делают вид, что видят?.. или это не-поэты делают вид, что не-видят?..
Мои сомнения наивны, и чем-то напоминают пакостный мелкобуржуазный атеизм. Я сам себе немного смешон, когда именно так сомневаюсь.
Впрочем, эти сомнения отчасти уместны.
«Игра», как «святая бесцельность и абсолютная свобода творческого духа», знакома нам, главным образом, по «отсутствующим взглядам» играющих, по некрасивому эгоизму заигравшихся, по их невнятным речам – пустословию ради пустословия в квадрате («умиротворение почти математическое!»)…
С непривычки все эти «игрища» можно назвать привлекательными и содержательными.
Но в особенных случаях – такие «игрища» превращаются в изощрённые демонстративные страдания: предчувствия-мистификации (а куда же настоящему поэту без них?)… шантажирования своей непостижимостью… жалкая суперменская вседозволенность… – в общем, такое себе шоу… весьма и весьма специфическое шоу, «харизматично» зазывающее в зрители-соглядатаи всех умеющих сострадать и всех, кто, на взгляд «игрока», сострадает недостаточно или неправильно…
А ведь «Я» – что бы там ни говорили, что бы там ни наговаривали – это не только «самоотягощение присутствием», не только мучительный лабиринт с единственным спасительным выходом – в отсутствие… «Я» – это ещё и то, чем радуем и радуемся, чему можно радоваться… Или такое предположение отдаёт трюизмом?.. или «развесистой клюквой»?.. или «это уже было»?.. или бесхитростная жизнерадостность в поэзии является дурным тоном?..
Пожалуй, сегодня я не могу воспринимать упоительные саморазрушения всерьёз, есть в них что-то безобразное, есть в них что-то безобразно-заразное.
(…и похоже, уже давно пора сочинить шутливый трактат о правилах переступания через отчаянно тоскующего поэта, который, можно сказать, по старой доброй традиции валяется в тесном коридорчике, как раз между настенным зеркалом и дверью в санузел…)
* * *
…много знать – мало спать… много спать – мало жить…
…так ли, сяк ли – утро покажет… да как бы худые прятки всего не напортили…
_______
Готовил я кушанье. Читал внимательно умную книгу.
Порывисто, виртуозно-свободолюбиво звучала музыка Патриши Барбер.
Я не мог не думать. И я – по нечаянности – щедро переложил пряностей в мясо.
В один прекрасный момент альманах «Splendor Solis» – потерялся.
Естественно, поначалу я не мог не восхититься таким поворотом реальности.
Что ж, беспорядок тут почти что творческий, так что не удивительно…
И я, возможно, почти отсутствовал, читая о «смысловых дереализациях».
…блин, ну неудобно, была книга – и нет книги, а книга-то не моя, то есть достаточным образом не лишённая предметности… или она её лишилась, пока я размышлял да раздумывал?
Просто катастрофа какая-то… ладно ещё ручка могла закатиться куда-нибудь, но книга?!
Книга, в конце концов, нашлась. Среди других книг.
(А не было ли в сиюминутной потерянности предмета, названной «катастрофической», некоего «отблеска идеального»?..)
* * *
…у всякой пташки свои замашки… всякая птица своим пером красуется…
_______
Остаётся добавить, что этой ночью я жарил куриные крылышки.
«Всё переполнено торжественным уходом птицы…» (?)
Жарил «идею окрылённости», «идею словесной крылатости»… жарил свой обречённый на неудачу «взмах к выси»… жарил свои витания в облаках и птичьи права своих высказываний…
Может быть, важно и то, что бабушке утром моё ночное кушанье очень даже понравилось.
А избыток базилика и эстрагона заметил лишь А., следующим вечером.
* * *
…мучился, да не научился… схватился, как с горы скатился…
_______
Вы думаете, эти размышления претендуют на то, чтобы быть исчерпывающим ответом на риторические вопросы любителей поразрушаться?
Думаете, всё изложенное мной претендует на какую-никакую точку зрения?
Нет. Это просто соринка в моём глазу. Досадная, противная соринка.
Да я бы и не прочь спасительно прослезиться, но – пусть это будут слёзы радости.
*
(осенний день, 2004 г.)
|
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
